– Совершенно верно. Доктор Хэн Фастольф живет в Городе Зари на планете Зари, но в Зарю не верит. Он не понимает единственно возможного способа освоения Галактики, претворения Космической Зари в сияющий Галактический День. Исследование Галактики роботами – единственный практичный способ осуществить это, а он не желает его признавать… И нас тоже.

– Но почему единственно практичный? – медленно сказал Бейли. – Ведь Аврору и другие космомиры исследовали и осваивали не роботы, а люди.

– Извините, Не люди, а земляне. Это был расточительный и малоэффективный процесс, и теперь мы не допустим, чтобы земляне стали снова первопроходцами. Мы теперь – космониты, живем долго, имеем отличное здоровье, и у нас есть роботы, несравненно более многосторонние и гибкие, чем те, которые были у первопоселенцев. Другие времена и обстоятельства, и в наши дни единственный мыслимый способ – возложить эту задачу на роботов.

– Предположим, вы правы, а доктор Фастольф ошибается. Но и в таком случае его точка зрения вполне логична. Так почему он и Институт не в состоянии ужиться? Только потому, что в этом вопросе они расходятся?

– Нет. Это расхождение относительно второстепенное. Существует более глубокий конфликт.

Вновь Бейли подождал, и вновь она ничего не добавила. Дать волю раздражению было бы опасно, а потому он сказал негромко, почти просительно:

– А в чем заключается этот более глубокий конфликт?

В голосе Василии прозвучали почти смешливые нотки. Черты ее лица чуть смягчились, и на момент ее сходство с Глэдией усилилось.

– Если вам не объяснят, догадаться вы не сможете, так?

– Потому я и задаю этот вопрос, доктор Василия.

– Хорошо, землянин. Мне говорили, что земляне живут недолго. Меня не ввели в заблуждение?

Бейли пожал плечами:

– Некоторые из нас доживают до ста лет по земному календарю. – Он прикинул. – Сто тридцать метрических лет или около того.

– А сколько лет вам?

– Сорок пять стандартных, шестьдесят метрических.

– А мне шестьдесят шесть метрических. Я рассчитываю прожить еще примерно триста метрических лет, если буду беречься.

Бейли развел руками:

– Поздравляю вас.

– Тут есть и свои слабые стороны.

– Сегодня утром мне сказали, что за три-четыре века накапливается много горьких потерь.

– Боюсь, что да, – ответила Василия. – Но накапливается много-много приобретений. Так что в целом равновесие сохраняется.

– В таком случае, что подразумевается под слабыми сторонами?

– Вы, естественно, не ученый.

– Я следователь… полицейский, если хотите.

– Но, возможно, на своей планете вы встречались с учеными?

– Кое с кем, – выжидательно ответил Бейли.

– Вы знаете, как они работают? Насколько нам известно, на Земле они вынуждены сотрудничать. В лучшем случае у них есть лет пятьдесят для активной работы, так коротка их жизнь. Менее семи метрических десятилетий. За такой срок многого не добьешься.

– Некоторые наши ученые добились очень многого за куда более короткое время.

– Потому что они использовали чужие открытия в прошлом и черпали, что могли, из открытий современников. Не так ли?

– Естественно. Наука у нас общественное достояние, в которое каждый вносит свой вклад через время и пространство.

– Вот именно. Иначе вообще ничего не получилось бы. Каждый ученый, сознавая, как мало у него шансов достигнуть чего-либо в одиночку, вынужден делиться с другими, волей-неволей становится работником на коммунальной кухне. Благодаря этому прогресс заметно ускоряется.

– Но разве на Авроре и других космомирах дело обстоит иначе? – спросил Бейли с удивлением.

– Теоретически – точно так же, на практике же далеко не так. В обществе долгожителей нет подобной спешки. В распоряжении ученого есть три – три с половиной столетия, чтобы посвятить их решению какой-либо проблемы, и возникает убеждение, что за такой срок и одиночка способен достигнуть многого. И появляется нечто вроде интеллектуальной алчности – человек стремится сделать что-то сам, приобрести право на данную грань прогресса, и он уже готов смириться с замедлением прогресса, лишь бы не отказаться от того, что считает своим. В результате общее развитие науки на космомирах замедлилось до того, что вопреки своим огромным преимуществам нам не удается обогнать то, что делается на Земле.

– Полагаю, вы говорите все это, наталкивая меня на вывод, что доктор Хэн Фастольф ведет себя именно так.

– О, абсолютно! Его теоретический анализ позитронного мозга сделал возможным создание человекоподобных роботов. Он использовал его, чтобы с помощью своего друга покойного доктора Сартона сконструировать Дэниела, вашего друга робота, но он не сделал общим достоянием важнейшие положения своей теории и не знакомит с ними никого. Таким образом, он – и только он – препятствует изготовлению человекоподобных роботов.

Бейли наморщил лоб:

– А Институт робопсихологии ратует за сотрудничество между учеными?

– Совершенно верно. Институт схватывает больше сотни ведущих робопсихологов разного возраста, с разными достижениями и талантом. Мы надеемся учредить филиалы на других планетах и создать межзвездную ассоциацию. Все мы считаем себя обязанными объединять наши личные открытия и гипотезы в общем фонде, добровольно делая для общего блага то, что вы, земляне, делаете вынужденно из-за своей короткой жизни. Но доктор Хэн Фастольф этого не желает. Не сомневаюсь, вам доктор Хэн Фастольф кажется благородным идеалистом, патриотом, думающим только о благе Авроры, но он не желает отдать свою интеллектуальную собственность (так он на это смотрит!) в общий фонд. И потому что он распространяет право частной собственности на научные открытия, мы не хотим иметь с ним ничего общего. Полагаю, наша взаимная антипатия уже не кажется вам загадочной.

Кивнув, Бейли сказал:

– Вы думаете, это сработает? Такой отказ от личной славы?

– Иначе не может быть, – мрачно объявила Василия.

– Но общие усилия Института повторить индивидуальное открытие доктора Фастольфа увенчались успехом? Теория человекоподобного позитронного мозга была открыта еще раз?

– Со временем так и будет. Это неизбежно.

– И вы пытаетесь сократить время, которое потребуется для подобного вторичного открытия, просто убедив доктора Фастольфа опубликовать свою теорию?

– Мне кажется, у нас появилась возможность его убедить.

– обыгрывая скандал вокруг смерти Джендера?

– По-моему вам не следовало задавать этот вопрос. Ну так, землянин, я сообщила вам все, что вы желали узнать?

– Вы мне сообщили кое-что, чего я не знал.